С.Е.Полетаев. Старший табунщик. Страница 16

Гость рассмеялся и вежливо потрепал Нияза по плечу, потому что Нияз распалился, вспомнив старую обиду, сжал кулаки, будто мог еще встретиться с ним и потребовать угнанных овец.

— Но что бы ты стал делать с овцами? — спросил гость.— Двести овец — не многовато ли это для личного владения, а?

— Нашел бы, что делать! Мне бы только поговорить с ним!..

Они встали. Гость простился с женщинами и детьми, поблагодарил за кумыс и вышел с Ниязом из юрты. Спутники гостя бродили поодаль. Шофер, откинув голову на спинку сиденья, спал, надвинув кепку на глаза. Нияз не торопился отпускать гостя.

— Скажи, есть у тебя семья — жена, дети?

— Есть, конечно. Только с женой приходится видеться редко. А сыну уже девять лет. Он живет у надежных людей, и я спокоен за него. Э, Нияз понимает — работа такая, подробности ему не нужны.

— Э-це-це! — Нияз коснулся руки гостя.— Скажи мне, а почему бы тебе не вернуться на родину?

Гость усмехнулся:

— Один поэт сказал как-то: «Ведь если я гореть не буду, и если ты гореть не будешь, и если мы гореть не будем, так кто же здесь рассеет тьму?»

— Ну, ну! — удивился старик складу этих слов.— Хорошие слова, красивые слова! Как это он сказал: «Ведь если я гореть не буду...»

Нияз и гость шли не торопясь к машине. Аслан неслышно следовал за ними, стараясь не проронить ни слова из их разговора. Он вслушивался в низкий сильный голос гостя и уже не думал о его красивом светлом костюме, о белой рубашке, о переливчатом, как змеиная шкурка, галстуке, о перламутровых запонках. Наверно, это все-таки не главное в госте. Что-то болезненное было в его высокой, сутуловатой фигуре, в худобе, которая бросалась сейчас в глаза, несмотря на добротный костюм.